Сектозащитники
Лого

Бочаров Сергей.

Последний и решительный бой госатеистов

Радонеж, 2001, №1-2.

В распоряжении редакции обозрения “Радонеж” оказались разработанные Кафедрой религиоведения Российской академии государственной службы при Президенте Российской Федерации “Концепция развития религиоведческого образования в государственных и муниципальных образовательных учреждениях Российской Федерации” и сопровождающий ее “научный доклад”. Материалы по просьбе редакции комментирует церковный журналист Сергей Бочаров.

Даже самое беглое ознакомление с текстами, разработанными религиоведами из Академии госслужбы, “Концепции” и “Доклада” не только не оставляет никаких сомнений в том, что документы эти по своему научному уровню крайне малосодержательны и декларативны, но заставляет вспомнить казалось бы давно канувшие в лету времена господства т.н. “научного атеизма”. Буквально на днях Президент Российской Федерации В.В. Путин в своем Рождественском поздравлении, в речи при награждении государственными орденами священнослужителей, в других своих выступлениях неоднократно отмечал, что богоборческие времени безвозвратно миновали, и сотрудничество Церкви и государства приносит самые добрые плоды. К сожалению, оказывается, что отнюдь не все в чиновничьем аппарате разделяют это убеждение главы Российского государства. В частности, откровенно атеистический характер носят упомянутые документы, вышедшие из недр Академии госслужбы при Президенте РФ. Поразительно, но сотрудники этого президентского учреждения исповедуют идеалы, прямо противоположные тем, которыми вдохновляется глава государства.

Судя по тексту “Концепции”, ее авторы поставили перед собой вполне определенную цель - добиться запрещения преподавания специальности “теология”. Сделать это решено весьма лукавым способом - путем ее повсеместной замены на специальность, название которой звучит гораздо неопределеннее - “религиоведение”. И если “теология” подразумевает позитивное изучение основ комплекса богословско-исторических наук, то “религиоведение” вполне можно наполнить критическим пафосом и превратить в аналог “научного атеизма” прежнего образца.

Под свою лукавую позицию авторы “Концепции” подводят на первый взгляд вполне аргументированное основание, заявляя, что Российская Федерация - светское государство, а значит, светской должна являться и система образования в стране. Однако далее религиоведы из Академии госслужбы уже не в состоянии скрывать своего антирелигиозного пафоса, который, по всей вероятности, сохранился со времен, когда эти лица преподавали “научный атеизм” в Высшей партшколе. Они заявляют: специальность “теология” является инструментом клерикализации образования и пропаганды религии, а потому противозаконна и должны быть сохранена только для внутриконфессиональных учебных заведений. О том, что речь в документе на самом деле идет не о какой-то продуманной государственной концепции, а лишь о выражении атеистических убеждений группы лиц, стремящихся навязать свои взгляды всему обществу, наглядно свидетельствует непоследовательность и противоречивость используемой ими аргументации. В частности, авторы концепции считают недопустимым “обучение... религии с целью восприятия... вероучения определенной конфессии” (“Концепция”, с. 4), а следовательно и “изучение священных книг конкретной религии” в рамках теологии, однако одновременно они парадоксальным образом соглашаются со “знакомством с Библией, Кораном и священными книгами других религий как культурно-историческими памятниками” в рамках своих собственных программ (“Доклад”, с. 8). Другими словами, важно не то, что изучается, а как и кто преподает, как интерпретирует. Словом, опять все тот же вполне узнаваемый почерк специалистов по марксистскому подходу к религии. Например, утверждение: “нельзя... осуществлять преподавание лицами духовного звания” (помимо всего прочего грамматически безграмотное) (“Доклад”, с. 38-39) находится в прямом противоречии с “Декларацией прав человека” и носит откровенно дискриминационный характер. Понять позицию авторов можно: большинство бывших преподавателей “научного атеизма” не обладают достаточной квалификацией для того, чтобы соперничать с преподавателями теологии по уровню образованности и эрудиции.

При чтении проекта “Концепции” вполне закономерно возникает вопрос: а для чего же нужен столь жесткий контроль над преподаванием знаний о религии? Ответ на него со всей большевистской прямотой дается в сопроводительном “Докладе”: для того, чтобы учащиеся не “восприняли” “систему нравственных и культовых предписаний, норм и ценностей”, поскольку в рамках курса религиоведения им предполагается давать знания “о свободомыслии и атеизме и их роли в духовной культуре человечества и отдельных народов” (“Доклад”, с. 8). Иными словами, под лозунгом толерантности протаскивается самая тривиальная реставрация “научного атеизма”. Оно и понятно: кадры остались, а работы для них нет. Однако о том, что надо как-то трудоустроить морально обанкротившихся после падения советского режима специалистов по “научному атеизму”, авторы пишут в “Концепции” с прямо-таки вольтеровским пафосом: в России “религиоведение опирается на мощные традиции свободомыслия и вольнодумства”. (“Концепция”, с. 13). Значение Церкви и церковной науки, роль которых в российской истории является несопоставимо более значимой, авторами “Концепции” намеренно принижается.

Поражает, сколь враждебным является отношение разработчиков документов к Русской Православной Церкви. Бывшие профессиональные атеисты готовы идти вразрез с позицией руководителей государства, которые демонстрируют уважительное отношение к религии, объемлющей абсолютное большинство населения страны, что считается авторами “Концепции” неконституционным. Русская Православная Церковь бестактно и презрительно называется ими “исторической” (“Доклад”, с. 34) Российской Церковью в кавычках. Ее огромная роль в истории России, в становлении русской культуры, в развитии образования в России полностью игнорируется. Но мало того, вполне в духе традиционного для советской журналистики жанра политического доноса идеологи обновленного атеизма пытаются представить дело так, будто введение специальности “теология” соответствует исключительно интересам Русской Православной Церкви. Это есть прямая попытка разжечь недоверие и вражду между религиозными конфессиями России, в чем религиоведы то и дело безосновательно обвиняют теологов. А между тем, в действительности введение специальности “теология” соответствует в равной мере интересам мусульман, иудеев, буддистов, а также многочисленных учащихся, которые, не принадлежат ни к одной из конфессий, но хотели бы получить полноценную информацию о религии.

Заключительная часть “Концепции” еще более убеждает в том, что документ этот задуман именно как политический донос, призывающий оградить школу от “клерикального влияния”, “совершенствовать правоприменительную практику” для борьбы с “отступлениями от принципа светского характера образования”, поскольку “прямые его нарушения не встречают должной оценки и противодействия со стороны органов исполнительной власти, органов образования и юстиции” (“Концепция”, с. 16). Разработчики пытаются монополизировать толкование того, что такое свобода совести: они пишут, что именно религиоведение “формирует понятие свободы совести” (“Доклад”, с. 5). Неужели до этого открытия мы не знали, что такое свобода совести и нам грозит опасность забыть ее советскую интерпретацию?

Авторы спешат предупредить правительство о том, что специальность “теология” является конфессиональным религиозным образованием и, следовательно, его неотъемлемой частью является соединение обучения с богослужением и подготовка священнослужителей. Между тем, ни то, ни другое не характерно для преподавания теологии, традиция которого в Европе насчитывает уже столетия. Также необоснованно и утверждение о том, что теология призвана вытеснить религиоведение. Это звучит тем более абсурдно, что современные теологические институты и факультеты в России активно готовят студентов как по теологии, так и по специальности “религиоведение”. Оказывается, что заклейменные в “Концепции” “клерикалы” гораздо более терпимы и толерантны, чем писавшие ее религиоведы – приверженцы “свободомыслия”.

Очевидно, что религиоведы почувствовали: появление специальности теология чревато для них лично невыгодными последствиями. Однако свое узко-партийное беспокойство они облачают в одежды заботы о сохранении “мировоззренческой парадигмы” преподавания (“Доклад”, с. 53), которой якобы угрожает теология. В связи с этим хочется спросить: если религиоведение столь научно и привлекательно, то зачем беспокоиться? Наверное, студенты сами выберут столь замечательный предмет для обучения, что было бы наилучшим проявлением плюрализма и свободы образования. Но разработчики концепции так не считают. Они оказались в крайне сложном положении. В России налицо либерализация общества, безвозвратный отказ от материалистических и большевистских идеалов, неповторимый рост влияния религии. Сегодня крайне популярно открыто пропагандировать идеалы “научного атеизма”. Вот и взялись старые кадры преподнести свою профессию в новой упаковке. Но, как говорится, шила в мешке не утаишь. В печатных трудах профессиональной корпорации, стоящей за “Концепцией”, особенным авторитетом пользуется И.Н.Яблоков, “Лекции по религиоведению” которого по большей части состоят из рассмотрения различных атеистических теорий и их апологии. Учебник “Религиоведение”, изданный тем же автором, представляет собой набор частично подправленных статей советского времени, соответствующих задачам научного атеизма: никаких сведений о религиях он не содержит, обучает атеистической идеологии.

В духе советских идеологических предписаний авторы концепции и доклада присваивают себе право решать, кому и что нужно знать: в “Докладе” (с. 54) они утверждают, что составленная ими программа курса “религиоведения” “включает основные теологические проблемы, знание которых необходимо светскому человеку (не священнослужителю)”. В связи с этим возникает вопрос: а кто и каким образом за меня определил, что мне необходимо? В результате авторы “Концепции” безапелляционно признали, что содержание специальности “теология” не является необходимым, потому что она имеет целью “восприятие вероучения определенной конфессии”, содержит преподавание “вероучительных предметов” (“Концепция”, с. 4). Никак нельзя допустить, чтобы учащиеся получили подробные и профессионально преподаваемые знания о религии, потому что они могут их “усвоить” и стать верующими, или на фоне преподавания теологии не захотят слушать полуграмотные курсы о происхождении религии или о ее пагубном влиянии на нравственность (см. диссертацию И.Н.Яблокова).

Критика специальности “теология”, предпринятая авторами “Концепции”, не выходит за рамки антирелигиозных лозунгов и беспорядочного потока взаимопротиворечащих аргументов. То авторы концепции недовольны тем, что теология нечто заимствует из религиоведения, то, наоборот, упрекают теологию в игнорировании некоторых дисциплин из стандарта религиоведения.

“Традиция вольнодумства” (с. 47) – этот образчик научной терминологии в “научном атеизме” являются мировоззренческой основой концепции разработчиков. Все рассуждения о том, что при преподавании религиоведения учащимся не будет навязываться критическое отношение к религии, по сути своей лицемерны. Ведь под вольнодумством понимается не право каждого свободно мыслить, а подразумевается борьба с религией хорошо известных исторических личностей (среди этой компании почетное место отводится Марксу и Ленину).

Позиция разработчиков вполне может быть названа воинствующей. Хотя они признают, что “религиозное мировоззрение в настоящее время является наиболее распространенным типом мировоззрения в мире” (“Доклад”, с. 41), но, несмотря на ученые степени, оказываются не в состоянии понять, что проблема нравственности является по своей сути исключительно религиозной. Отсюда естественно вытекает навязывание обществу своей концепции преподавания соответствующим образом препарированных знаний о религии, которые будут всемерно затруднять “возможности мировоззренческого выбора школьников и студентов” (“Доклад” с. 41).

Появление рассматриваемой “Концепции” свидетельствует о развитии реставрационных тенденций в системе образования, базирующихся на реваншистских настроениях части профессорско-преподавательского состава, сохранившего в своем сознании идеологические установки советской поры. “Концепция”, хотя и выдвинута под лозунгами плюрализма, толерантности и прав человека, по сути своей носит запретительно-тоталитарный характер, предполагая жесткий психологический контроль над личностью преподавателя религиоведения. Это, по замыслу авторов, сможет гарантировать “нераспространение” религиозных убеждений. Появление концепции вызывает серьезное беспокойство, ибо представленные тексты являют собой реликты идеологической борьбы советского типа, слабо закамуфлированные рассуждениями о демократии и модернизации. Хотелось бы надеяться, что сфера преподавания знаний о религии не сможет быть монополизирована узким кругом лиц, опирающихся не на научный авторитет и профессиональную репутацию, а на пережитки коммунистического прошлого, “научный атеизм” и желание найти рынок сбыта для своего устаревшего идеологического багажа.

Предложенный проект имеет однозначно антипатриотическую направленность. В борьбе за узко-корпоративные цели, авторы “Концепции” готовы следовать в русле глобализации, призывают соответствовать международным стандартам “цивилизованности” и по сути настаивают на отказе от национальных традиций, истории и культуры. Разглагольствуя о значимости “этических добродетелей” (авторам не вредно было бы все же научиться литературно выражать свои мысли и познакомиться с этимологией употребляемых терминов), они не хотят видеть единственного надежного источника нравственного возрождения Отечества, преследуя прежние задачи антирелигиозной борьбы.

В заключение остается выразить надежду на то, что времена идеологического контроля над образованием, когда “неугодные” специальности запрещались, а их преподаватели отправлялись в Сибирь или просто ликвидировались, безвозвратно ушли в прошлое. А ветеранам воинствующего безбожия Яблоковым, Трофимчукам и др. не пора ли на “заслуженный отдых”?

Hosted by uCoz